Лиана Делиани - Легенда о любви и красоте[СИ]
— Ишь ты, глазищи, как у дикой кошки, — усмехнулся тот на прощание.
Сборщик уехал, а Виола, освободившись, наконец, из рук нищего, в сердцах топнула ногой.
— Это не жизнь!
Все ее существо восставало при одном только воспоминании о том, как тяжело было заплатить подать в прошлый раз.
— Где мы возьмем деньги? — набросилась она на нищего.
— Четверть дуката я отложил. Правда, думал потратить совсем на другое. Ну да ничего, — сказал он, стремясь успокоить Виолу.
Но ее это только взвинтило.
— Ничего?! Ты привык так жить, да?
На мгновение она почувствовала, что снова сказала то, чего говорить не следовало. Но останавливаться не стала.
— Неужели ты не понимаешь — если так будет продолжаться, мы оба умрем где–нибудь в каменоломнях, измотанные непосильной и беспросветной работой?!
Нищий смотрел на нее внимательно и ничего не говорил. На мгновение Виоле показалось, что в глубине этого напряженного взгляда прячется боль.
— Так нельзя дальше жить, — убежденно заявила она. В этом Виола была твердо уверенна. Она лишь не знала пока, что сделать, чтобы ситуация изменилась.
Задумчивая, вернувшись в лачугу, она не сразу поняла, что нищий занят сборами.
— Куда ты собрался?
— Я знаю, где взять деньги. Но меня не будет несколько дней, — ответил он.
Виоле такого ответа было недостаточно.
— И где же?
— Нужно продать мечи, — он показал обмотанные тканью рукояти, торчащие из котомки.
— Куда ты пойдешь?
— В Падую. Туда два дня пути. Здесь их продать нельзя, на каждом герб и отметины.
Виола кивнула, признавая разумность решения. И тут же вспомнила стражников и безуспешно дожидавшегося ее вчера вечером графа Урбино. Видимо, отголоски мыслей отразились на ее лице, потому что нищий сказал:
— Не ходи никуда, пока я не вернусь.
Он протянул ей горсть медных монет.
— Пусть будут у тебя.
— У меня еще есть немного денег, — ответила Виола.
Она сняла с плеч плащ и протянула ему. Поверх рубахи на нем была безрукавка из овечьей шерсти, но было холодно, а он все еще кашлял.
— Не нужно, — сказал нищий.
Виола сердито сверкнула глазами.
— Думаешь, он мне поможет, если ты вернешься больным?
Она набросила плащ ему на плечи.
— Будь осторожен, — сказала Виола на прощание.
Она снова осталась одна. Одиночество пугало Виолу, но она не хотела поддаваться своему страху. Днем она переделала всю уже привычную домашнюю работу, а вечером, усевшись у очага, вновь принялась за шитье. Она шила неспешно, красиво выводя стежок за стежком и стараясь не думать о том, где сейчас нищий. Ей нужно просто ждать. Два дня пути туда, два — обратно. Он вернется самое большее через пять дней.
Но на третью ночь Виола потеряла покой. Ей снились волки, они гнались за нею и рычали, их нечеловеческие глаза сине–зелеными огнями светились в темноте. Виола проснулась с трудом, словно вынырнув на поверхность из глубокой мутной воды, и больше не смогла уснуть до рассвета. Она думала о том, каково нищему с его одной ногой преодолевать такое расстояние, о том, не напали ли на него волки или, хуже того, какие–нибудь грабители. Виола уже убедилась, что он умеет постоять за себя, но видела и то, каких усилий ему это стоило, как тяжело он потом дышал. Впервые в жизни ей стало страшно за другого человека, не за себя. Страшно настолько, что, соскользнув с постели, она встала на колени и сложив ладони, взмолилась:
— Господи, сделай так, чтобы он вернулся. Сделай так, чтобы с ним ничего не случилось…
До рассвета она читала «Отче наш» и все другие молитвы, какие помнила.
Вечером шестого дня у лачуги раздался топот копыт. Открывая дверь, Виола приготовилась дать отпор сборщику податей, но рядом с его коричневым кафтаном к своему испугу и неудовольствию увидела двоих вооруженных стражей.
— Собирайся, — сурово сказал ей сборщик.
— Куда и зачем? — норовисто ответила Виола.
— Во дворец графа Урбино. По его приказу, — сборщик усмехнулся так недвусмысленно, что Виоле захотелось ударить его хлыстом по физиономии. Но у нее не было хлыста, а за спиной сборщика возвышались два конных стражника.
— Слезай, подсади красотку в седло, — велел сборщик одному из них и издевательски склонился к Виоле. — Я так понимаю, вдвоем с ним ты на коня не сядешь?
— О, это тот редкий случай, когда вы все правильно поняли, — не менее ехидно ответила она и, проигнорировав руку стражника, сама вскочила в седло.
Кавалькада под предводительством сборщика податей въехала в ворота графского дворца. Стук копыт гулко отдавался под сводами внутреннего дворика. Пока Виолу вели по многочисленным коридорам и лестницам, она осматривалась, прислушиваясь к давно привычной суете дворцовой челяди, вдыхая подзабытые ароматы пряностей, исходящие из графской кухни, ощущая тепло жарко натопленных помещений. Во время езды она окоченела в холщовом платье без плаща и теперь потихоньку отогревалась.
Наконец, ее ввели в обвешанный гобеленами зал с горящим очагом, и там она увидела графа Урбино.
— Вот и ты, моя красавица, — добродушно приветствовал ее граф.
— Не ваша, — вместо ответного приветствия парировала Виола.
— Обманщица, — укоризненно покачал головой Урбино и показал рукой на парчовые платья, разложенные поверх сундука в углу комнаты. — Все это твое. Переодевайся и приступим к трапезе.
Виола не шелохнулась. Она смотрела на драгоценную ткань платьев, на заставленный серебряной посудой с различными яствами стол и думала о том, что все это оплачено кровью, трудом, бессонными ночами ее мужа и сотен других, таких же как он, таких, как она теперь. От этой мысли волна гнева захлестнула Виолу. В эту минуту Урбино не вызывал в ней ничего за исключением глубокой до тошноты ненависти.
— Красотка, неужели ты хочешь, чтобы я вышел? — игриво спросил тот, неверно истолковав причину ее бездействия.
Чтобы не смотреть на него, Виола отвела глаза снова на платья. Ей вдруг пришло в голову, что те красивые наряды, что она носила в Милане, имели то же происхождение, хотя и более высокую цену. Она никогда не задумывалась, подати скольких бедняков пошли на их оплату, ее интересовало другое — покрой, сочетание цветов, красиво подобранные украшения и вышивка.
Красота. Богатство. А лучше и то, и другое вместе. Большинство людей не видит ничего другого и не желает. Раньше она была слепа так же как этот граф, как сотни и тысячи душ, вне зависимости от того, были они богаты или бедны. Люди просты. Красота безоговорочно притягивает их. Но мало кто знает ее истинную цену и истинное лицо прекрасных вещей или людей.
